Месяц: Февраль 2015

Похоже с сериалом «Индевор» симфоническая музыка уверенно обосновывается у нас дома. Безымянные доселе мелодии обретают авторов, я учу номера ноктюрнов, опусов и симфоний, чтобы легче найти их на ютьюбе.

Меня-таки раскрутили сегодня на блины. Муки оставалось совсем немного, даже удивительно, что хватило на обычную порцию. В доме, где постоянно что-то пекут, мука улетает быстро.
— О, блины! — радуется Лешка. — А ты говорила, что муки нет. Откуда взяла?
— По сусекам поскребла, — говорю я. — Как-будто ты не знаешь, откуда бабы муку берут!

Лешка включает погромче Шопена (кажется, это 28 опус). «Пойдем», — приглашает он. — «Будем есть блины и грустить». Будим Машку. Она еще не подозревает, что масленица у нас под грустного Шопена.

Машка второй день безмолвствует, так как потеряла голос, но, собрав последние силы, хрипит, указывая на проигрыватель: «Что происходит?»

— Мы грустим, — объясняет Лешка. — Эта музыка позволяет мне примириться с тем, что мы смертны, и совсем ненадолго пришли сюда. Что жизнь скоротечна, и скоро все закончится.

— А ты не подумал, что сейчас масленица? — Машка пытается вернуть привычное масленичное настроение.

— Тем более, — парирует Лешка. — Мы же провожаем зиму.

— Что значит тем более? — это уже не выдерживаю я (28-й опус сменяет тем временем не менее печальный ноктюрн). — Зима — это символ смерти, а вот Весна — время радости, возрождающейся жизни. Персефона возвращается из подземного царства и приносит веселье и жизнь, цветение.

— Ну вот, — Лешка не умолим. — А Гадес в это время грустит, чувствуя потерю.

На это нам возразить нечего, и мы остаемся грустить с Гадесом, утешая его в Подземном царстве.

— Тогда хоть Брамса включи, — сдается Машка, удивляя меня своим познанием в мире музыки…

Мы остановились на 20-х. http://madiken-old.livejournal.com/560839.html
Конечно, лучше писать не десятилетиями, а пятилетиями или даже годами, но сейчас коротко, а потом подробнее возвращаться, так разбираться легче.

Стоят слева направо: Angus Davidson, Duncan Grant, Julian Bell and Leonard Woolf. Сидят Virginia Woolf, Margaret Duckworth, Clive and Vanessa Bell в саду Charleston, около 1930 г.

Все же 1930-1935. В предисловии к истории Блумсбери групп про это время написано: «Смерть меняла Блумсбери больше, чем новые друзья».
В 1932 году умер Литтон Стрейчи (52 года), кто смотрел сериал «Карингтон», тот знает, как все происходило, и как вскоре после похорон застрелилась Дора Карингтон.
В 1934 умер Роджер Фрай. Ему было 68 лет.

Но жизнь продолжалась.

Издательство Вульфов Хогардс-пресс продолжало печатать прекрасные книги. Вульфы выпускали различные серии. Были, например, Лекции по литературе, серия «Эссе», Гостинная поэтов. В 20-е началась печататься серия Лекции о войне и мире. В этой серии вышли брошюры Х.Г. Александера «Справедливость между народами». 1927, Джон Стивенс «Опасносные зоны Европы». 1929, Чарльз Роден Бакстон «Череда Проблем в Африке». 1931. В 1930 Вульфы придумали серию листовок «Памфлеты день за днем» (Day to Day Pamphlets). Можно было почитать Морис Добб «Россия сегодня и завтра». 1930, Бенито Муссолини «Политическая и социальная доктрина фашизма». 1933, Герберт Уэллс «Идея Всемирной Энциклопедии». 1936.

На обложках брошюрок изображалась волчья голова работы Эдварда Макнайт Кауффер (его плакаты известны во всем мире, это классика плакатного искусства).

Так же Хогард-пресс выпускает серию «Письма». И первое письмо пишет Е.М.Форстер «Письмо мадам Бланшар». Потом будут Вирджиния Вулф «Письмо юного поэта». 1932. Ребекка Уэст напишет письмо деду, а Луи Голдинг в 1932 году «Письмо Адольфу Гитлеру».

Луи Голдинг — британский писатель, сценарист. Его имя было известно в 1940-е, 50-е. К сожалению, я не могу найти ни самих писем, ни их краткого содержания.

В 1933 Вирджиния начинает писать биографию Роджера Фрая. Биография писалась тяжело. И человек близкий, родной, и все его философские мысли хотелось передать.
Вульф взяла тайм-аут и написала биографию спаниеля Флаша. Флаш был не простой спаниель, а друг английской поэтессы Элизабет Браунинг.
Биография добротная, с историей семьи, детством, любовью — все по-честному. Даже не ожидаешь от серьезной писательницы, что она вот так будет валять дурака. А ведь Вирждиния Вульф была веселой. Ее племянник Джулиан Белл всегда ждал ее приездов: “Если приедет Вирджиния, будет весело, посмеемся”.

Сестра Вирджинии Ванесса продолжает писать картины и в Лондоне проходят ее выставки. В 1935 Дж.М.Кенс принимает участие в строительстве Театра Искусств в Кэмбридже.

Но на Европу надвигается новая война, и это не может не угнетать…

Вчера была в книжном, купила две книжки: Форстер «Комната с видом на Арно» (давненько я ее ждала) и «Персики для господина кюре» Дж.Харрис. Я люблю читать Джоан Харрис. Первая книга была «Джентельмены и игроки», потом «Шоколад», а потом я читала все, чтобы он не написала. Женское чтение, немного мистики, много кулинарии, обязательно смерть и немного любви. Это не слезливая проза, это Франция со всеми ее вкусами, запахами, пряными травами и домашним вином. У «Шоколада» уже было продолжение, сейчас вышло продолжение продолжения. Герои те же, город тот же, но в город пришли чужаки. И чужаки эти — мусульмане. Вот чего никогда не было в книгах Джоан Харрис — мусульман, дул какой угодно ветер, но не «рамадан». Похоже, для французов это вторжение похлеще германского во вторую мировую. Я прочла немного, первые несколько глав, но уже понимаю — те карикатуры были неслучайны, и убийство тоже неслучайно. Если уж во французские женские романы, пусть умные и интеллектуальные вторгаются женщины в черном, и мужчины говорящие на языке «похожем на стук печатной машинки», то я уверена, что во Франции большие сложности. У нас в Старице таких нет, хоть там и столько же мусульман, сколько в маленьком городишке на берегу Луары, а во Франции есть. Потому что они привыкли сами вторгаться, а к чужому вторжению не привыкли. Сначала выясняют «Кто первый начал», а потом, когда агрессию уже нельзя остановить «кто же это запустил», и сразу в тупик. Пока понятно, что пока мусульмане пытались ассимилироваться, отдать девочек в школу, играть в футбол, ездить в мечеть за сотню километров, все было хорошо. А вот когда они попросили мечеть в своем квартале, выдали девушку замуж в 16 лет, отправляли своих дочерей в школу в платках, и муэдзин на минарете стал петь 5 раз в день — тут начались проблемы. Место носителей цивилизации оказалось спорным.
Женщины в черном пугают, призывы на молитву оскорбляют слух. Да, к нам не приезжают арабы. В основном, это жители союзных республик, где религия тоже отделена от государства. Но у нас все живут вместе, не селятся закрытыми гетто и поэтому нет таких жестких столкновений. Или я идеализирую… Пойду дальше читать.

Веселится и ликует весь народ!
Алексей, да свет Михайлыч к нам идет!
А сегодня день рождения у него!
Расцелуем и порадуем его!

Желаю тебе солнечной зимы, скорой весны, теплых экскурсий!

Как и все мамы, я порой переживаю, что воспитываю детей неправильно, что они заброшенные, необразованные и заняты чем-то не тем. Чем тем, можно заниматься еще помимо того, чем они заняты, я понятия не имею, поэтому просто расстраиваюсь и не предпринимаю никаких действий. Хотя сегодня, протирая пыль на Машкиной книжной полке (вот кстати чем она могла бы заняться, но я уже влезла и не остановлюсь), я успокоилась. Помимо школьной программы, которую Машка читает целиком, а не в хрестоматии или в серии «Классика для школьников в двух словах», на полке стоят «Алые паруса» Грина, «Мастер и Маргарита» Булгакова, Керуак «В дороге», Гессе «Сиддхартха» (неужели правда читает…), «Парфюмер», «Хорошо быть тихоней», Гончаров «Обыкновенная история», Гарсия Маркес «Сто лет одиночества», Пастернак «Доктор Живаго», Форстер «Говардс-Энд», Набоков «Лолита»… Все эти книжки она купила себе сама, или ей подарили друзья. Получается у нас получилось сделать самое главное — она читает, и она читает литературу. Если бы я нашла там Донцову или серию «Вампиры против хищников» я бы не была уверена, что ее стоило учить читать. И еще — у нее хорошие друзья, потому что дарят хорошие книжки.

Он повел их в салон по длинному коридору с высоким, дивной красоты лепным потолком и стенами, представлявшими собой небольшую галерею севильской пейзажной живописи девятнадцатого века.

Может быть, что-то из Мануэль Гарсиа и Родригес

«КАНАЛ НЕПОДАЛЕКУ ОТ СЕВИЛЬСКОГО УНИВЕРСИТЕТА»

Никто из троих не произнес ни слова, пока они не дошли до салона — просторной комнаты с высоким потолком, украшенным классическими сценами (Хулия всегда — до сегодняшнего вечера — особенно любила ту, где Гектор в сверкающем шлеме прощался с Андромахой и их сыном).

Нашла массу Гекторов и Андромах, но здесь он именно в сверкающем шлеме… Не могу найти чья она.

Здесь, среди этих стен, увешанных коврами и картинами, хранились самые драгоценные сокровища антиквара: те, которые он подбирал для себя на протяжении всей жизни, никогда не выставляя их на продажу, сколь бы велика ни была предлагаемая за них цена. Хулия знала их все, как свои собственные, даже лучше, чем вещи родительского дома, где прошло все ее детство, или те, что находились в ее квартире: обтянутый шелком диван в стиле ампир, на который Муньос, стоявший с каменным лицом, засунув руки в карманы плаща, не решался сесть, несмотря на приглашающий жест Сесара;

бронзовую статуэтку работы Штайнера — фехтовальщика, гордо и бесстрашно, с высокомерно вздернутым подбородком озирающего комнату со своего высокого пьедестала (он стоял на письменном столе Сесара голландской работы конца восемнадцатого века;

На сколько я поняла, Курт Штайнер делал фарфоровые статуэтки, и самая известная из них Анна Павлова

сколько Хулия помнила себя, антиквар всегда за этим столом писал письма и просматривал полученную корреспонденцию);

стол не нашла…

угловой застекленный шкафчик эпохи Георга IV с великолепной коллекцией чеканного серебра, которое Сесар собственноручно начищал раз в месяц; его любимые картины мастеров, отмеченных печатью Божией: «Портрет молодой дамы», предположительно кисти Лоренцо Лотто,

очаровательное «Благовещение» Хуана де Сореды,

если честно, не нашла такого художника

мощного «Марса» Луки Джордано,

Лука Джордано «Марс и Венера, застигнутые Вулканом»

меланхолический «Вечер» Томаса Гейнсборо…

Томас Гейнсборо «Портрет Франсис Данкоб Хон»

И коллекцию английского фарфора, и ковры — настенные и напольные, и веера: вещи, заботливо и тщательно подобранные Сесаром, различных стилей, эпох и происхождения, но составляющие изумительную, совершенную коллекцию, отражающую личность, характер и эстетические вкусы владельца до такой степени, что, казалось, частичка его самого жила в каждом из этих предметов. Здесь не хватало только маленького фарфорового трио работы Бустелли — Лусинды, Октавио и Скарамуччи, персонажей комедии дель арте, — стоявшего в антикварном магазине Сесара, на первом этаже, в своей стеклянной витрине.

О них я уже писала.