В 1922 году не увидела свет статья Юрия Тынянова «Мнимый Пушкин». Он писал ее в соавторстве с другим ОПОЯЗевцем Б.Томашевским, его текст тоже не сохранился. По какой причине статью отказались печатать остается неизвестным, даже сама статья в ее окончательном варианте нам не доступна, ее потеряли. Мы узнаем о ней из переписки И.Груздева и ответственного секретаря редакции альманаха «Недра» Зайцева. «У меня сейчас есть вот что: Тынянов и Томашевский — два образцовых стилиста и ученых — приготовили журнальную вещь — „Мнимый Пушкин“. Вещь острая, живая и серьезная — касается всех основ пушкиноведения» (23 октября 1922 г.). И другое письмо через месяц после первого: «Статью Тынянова и Томашевского посылаю с тем, чтобы прислали обратно, если не подойдет. И известие о ее получении. Это единственный экземпляр, даже черновика нет. Статья прекрасная и веселая. Если не в „Новую Москву“, то нельзя ли устроить еще куда-нибудь. Только так, чтобы не автор[ство? — стерты буквы на краю листа] не получило большой огласки». И в следующем письме: «Если Т.Т. („Мнимый Пушкин“) нельзя устроить в Москве, вышлите обратно с верной оказией. Эту вещь очень важно скорее напечатать».
Но вещь не напечатали, более того — потеряли. То, что напечатано в сборнике Тынянова в 1977 году, который собирал В.Каверин — это черновик, часть того, что могло бы получится.
А статья интересная. Это часть полемики между новыми филологами и старыми пушкининстами. Тынянову тогда было 28 лет, статья направлена против Н.О.Лернера. «Старому пушкинисту» Лернеру — 35. Тынянов выступает против «фетишизма», который стал основным способом изучения Пушкина, да и любого другого писателя. Писателей вырывают из контекста мировой литературы — это неправильно, от этого страдает сама литература. Пушкинисты превращаются в Плюшкиных, которые копят автографы, тем самым превращая наследие Пушкина в груду хлама, выключенного из общей литературы.
Историко-литературное изучение, вполне считаясь с ценностью явлений, должно порвать с фетишизмом. Ценность Пушкина вовсе не исключительна, и как раз литературная борьба нашего времени воскрешает и другие великие ценности (Державин). Но в таком случае изучение литературы грозит разбиться на ряд отдельных «наук», со своими индивидуальными центрами; «науки» эти, считаясь с ними, будут стремиться к возможно большему накоплению материалов, которое будет, ввиду большей пли меньшей автономности каждой: науки, идти центробежно и все более интенсивно; а так как по мере накопления материалов предмет изучения не станет яснее (индивидуальность во всех ее чертах — неисчерпаема), то чем более будут накопляться материалы, тем сильнее будет жажда накопления, бездна будет призывать бездну, и в результате каждая «наука» будет все время стоять перед проблемою «последнего колеса» в perpetuum mobile.
Но в результате мы остались именно с тем подходом, который так не нравился Тынянову. У нас есть звезда — Пушкин, а «знать других второстепенных авторов» (как сказала учительница литературы в фильме «Доживем до понедельника») нам необязательно. Потом у нас идет Толстой. Мы шагаем по литераторам как по кочкам, боясь провалится в (как нам кажется) болото второстепенных авторов. И от этого перестаем понимать литературу вообще. Ведь Лев Толстой непонятен без Иллиады и Дон Кихота, а Чехова лучше читать вместе с Джойсом и Ибсеном. И наша поэзия не начинается с Пушкина. Его можно рассматривать и как завершающее звено в поэзии 18 века, и как просто одно из звеньев поэзии. А ведь был еще и Байрон. А путешествие в бочке — это история из Кентерберийских рассказов Чосера.
Но Тынянова не услышали. И мы по прежнему носимся в водоворотах вокруг персон. Из пушкинского водоворота попадаем в толстовский или сначала в лермонтовский. И нам даже не интересно, почему живя в одно время Л.Толстой не встретился с Достоевским. Ведь для нас это два разных водоворота. А между прочим жена Толстого встречалась с женой Достоевского и учила ее издательскому делу. Они тогда не знали, что находятся в разных кучах плюшкинской коллекции артефактов. Вот Машка моя сильно удивилась, когда я ей рассказала, что Маяковский играл в биллиард с Булгаковым. Для нее это два разных мира.
хотя у меня есть идея, почему статью на напечатали в 1922 году. Ведь изымать из литературы отдельные личности гораздо проще, чем когда они связаны друг с другом. Так потом и стали изымать «второстепенных авторов» или «врагов народа». Не литература, а какая-то нехорошая квартира 50.
Мадикен на ундервуде 
Мне кажется, что мы не только литературу изучаем «прыгая по отдельным головам», но и историю тоже. И последнюю тоже изучаем без учёта контекста мировой истории,а так нельзя. Отсюда у нас ужасный Иван Грозный, а то что во Франции в это же время Варфоломеевская ночь и войны с гугенотами мы как-то забываем итд.
НравитсяНравится
Да, так и есть. Разделив русскую историю и зарубежную историю, и русскую литературу и зарубежную литературу, нас просто обокрали. И то, что у литературы и истории нет контекста — тоже беда. В Англии составлены огромные учебники, где показан именно контекст. Кто-что написал, какие в это время приняты законы, что в мире делалось. Куча примеров.
НравитсяНравится
Согласна полностью. Жаль только, что у нас пока никто не делает. И упрощение процесса нашего образования, ЕГЭ в частности, этому только способствует.
НравитсяНравится
Да, на такую работу нужен грант или хотя бы гарантированная хорошая оплата. ЕГЭ — это больная тема 🙂 Как на удивление просто можно убить образование у нескольких поколений. Эх…
НравитсяНравится
И не говорите…
НравитсяНравится
а у меня Чехов без Джойса и Ибсена хорошо идет:))) Я его без них люблю:))) Джойса читаю только под вашим напором, Ибсена пыталась читать в далекой юности — нуден ужасно:)))
НравитсяНравится
Это для удовольствия :))) Но для литературы это важно. Ира! Ну ты подумай, можно ли нашу монархию отделить от европейской. Можно ли рассматривать историю тиар только пока они в России, а потом — ах, делась куда-то. Ну и что, что на английской королеве — это уже не наша, другая совсем, ну и что, что похожа. Нельзя нас от Европы отделять — ни в какой области.
НравитсяНравится
Вот так мне сразу все понятно:))) Конечно нельзя. Тем более мы в этой Европе столько тиар понаоставляли:)
НравитсяНравится
Воооот :)))) Вот и в литературе так же. Мы же столько их жемчугов и бриллиантов литературных потырили и к себе в сказки, да в поэмы повставляли. И эти жемчужины приятно находить. А они что-то наше взяли. Вот не зря же до сих пор Толстым и Достоевским интересуются. Анну Каренину в кино ставят.
НравитсяНравится
Наверно, это тоже интересно искать:)) Только я в этом ничего не понимаю:) Ну тока если вы мне не расскажете:) У вас все интересно получается:) Хотя наша литература и их очень отличается.
НравитсяНравится
Это когда не знаешь, то отличается, а так наша — просто веточка на общем дереве.
НравитсяНравится
Ты же можешь сказать, что за камушек висит на груди у Елизаветы Петровны и куда он делся. А вот тот же Шкловский мог сказать, что общего у Холстомера Толстовского и лошадей Ахиллеса из Иллиады (а в промежутке Россинант и гуингмы Свифта). Вы почти коллеги :))
НравитсяНравится
Вот поэтому я не Шкловский:))) Он сильно умный:))) Но интересный:)
НравитсяНравится
Ведь не зря же Цветаев свой музей открывал. Просто он хотел, чтобы наши студенты знали, откуда что пошло, что в истоках и как дальше двигаться. А нас оторвали, и для нас колонны и ракушки на портиках — это просто русский классицизм, а не перепевы Парфенона.
НравитсяНравится
Ой это в наше время не знают. А во время Цветаева еще как знали и умело использовали.
НравитсяНравится
Во времена Цветаева и в литературе все в порядке было 🙂
НравитсяНравится
Потому что образование было одним из лучших в Европе:)))
НравитсяНравится
Да уж. Чего не скажешь о теперешнем 😦
НравитсяНравится